Надводных или подводных целей обнаружено не было.

Как не было их до самого выхода в арктические широты.

Только самолеты условного противника продолжали регулярно совершать облеты, ведя пассивное слежение до самого Берингова пролива.

И только по выходе в Чукотское море эскадру поджидали две притаившиеся субмарины – акустический комплекс «Петра Великого» классифицировал их как атомные «Стерджен». Американцам дали понять, что их «видят», кинув с вертолетов несколько гидробуев. Для острастки.

В Чукотском море эскадру встретили два ледокола арктического флота СССР.

Разделившись (часть кораблей эскорта возвращалась на дальневосточные базы), отряд в составе тяжелого крейсера, четырех кораблей охранения и двух подводных лодок был взят под проводку по Северному морскому пути.

«Дошли… вернулись. Конец?»

Через восемнадцать суток хмурым утром холодной северной осени «Петр Великий» бросил якорь в бухте Североморска.

Капитан второго ранга Скопин, ежась под колючим ветром, стоял на крыле мостика, смотрел на открывшийся порт, краны, сооружения морской базы, узнавая характерные береговые черты, почти неизменные унылые северные пейзажи.

После тропиков, даже после выбеленной заснеженными льдами Арктики, серая суша наступившей осени и наступающей зимы вселяла какое-то болезненное чувство увядания, родив дурные ассоциации с политически и социально угасающим СССР.

«Всё?» – снова просквозило ветром в голове.

Вспомнилось, как прибыли во Владивосток и Горшков собрал старших офицеров и командиров в оперативном штабе ТОФ, поздравляя с успешным завершением далеко не простого перехода. Кто-то из штабных ввернул словечко «эндшпиль».

Главком услышал, обратил внимание, наморщив лоб, явно припоминая шахматные термины:

– Да нет, товарищи. И даже не миттельшпиль[209].

Перекинулся с ним (со Скопиным) многозначительным взглядом:

– Скорей, всё только начинается.